— Что же вас интересует? — спросила она.
— То, что произошло вчера.
— Вчера?
— Да. Расскажите мне.
— Я пошла прогуляться, — сказала Кристина. — Люблю гулять у реки. Отличная погода, тепло, удивительные краски.
— И что же дальше?
— Я увидела, как из дома выбежал Марк и понесся в гараж. По выражению его лица я сразу поняла — что-то стряслось. Я тоже побежала к гаражу и у дверей столкнулась с Марком. В руках у него был ломик. Я спросила у Марка, что случилось.
— И что он ответил?
— Он сказал: «Отец заперся у себя в берлоге и не отвечает. Мы хотим выломать дверь». Вот и все.
— А что потом?
— Он побежал в дом, я за ним. Дэвид и Алан были наверху, у двери в отцовский кабинет. Он любил проводить там время, хотя внизу у него была большая и очень красивая комната.
— И часто он там бывал?
— Да. Это было его, так сказать, убежище. Там он держал свои любимые книги, пластинки. Да, самое настоящее убежище…
— Он имел обыкновение запирать дверь?
— Да.
— Он всегда запирался, когда бывал там?
— Насколько мне известно, всегда. Я много раз поднималась звать его обедать или еще зачем-нибудь, и дверь обычно была на запоре.
— Что произошло, когда вы поднялись наверх вместе с Марком?
— Алан сказал, что они пытались открыть дверь. Но поскольку она заперта изнутри, решили взломать ее.
— Алан был взволнован?
— Еще бы. Они стучали в дверь, кричали, шумели, но старик не отвечал. А вы бы не заволновались?
— Я? Конечно, конечно… Что потом?
— Они вставили ломик в щель между дверью и косяком и сорвали запор.
— И дальше?
— Марк попытался открыть дверь, но у него ничего не вышло. Тогда они потянули дверь изо всех сил на себя и… и увидели…
— Увидели, что старик повесился?
— Да. — Кристина вдруг перешла на шепот. — Да, именно так.
— Кто заметил это первым?
— Я. Просто я стояла чуть позади, когда они пытались открыть дверь, и в проеме… увидела фигуру, висевшую на веревке. Я поняла, что это отец, и закричала.
— Кто заметил после вас?
— Алан. Он вынул из кармана нож, просунул его в проем и перерезал веревку.
— После этого дверь открылась без помех?
— Да.
— Что потом?
— Они позвали Роджера и попросили его позвонить в полицию.
— Кто-то из вас трогал что-нибудь в комнате?
— Нет. Даже к отцу никто не прикоснулся.
— Вы хотите сказать, что никто не подошел к вашему тестю?
— Не совсем так. Они подошли, но никто из них до него не дотрагивался. Они сразу поняли, что он мертв. Дэвид решил, что его нельзя трогать.
— Почему?
— Потому что он умер.
— И что из этого?
— Он… Наверное, Дэвид понял, что приедет полиция и лучше будет ничего не трогать.
— И он сразу же решил, что его отец покончил с собой, так?
— Наверное… Пожалуй.
— Зачем же тогда он предупредил, чтобы никто не прикасался к покойнику?
— Понятия не имею, — сухо ответила Кристина.
Карелла откашлялся.
— Как вы считаете, миссис Скотт, сколько мог стоить ваш тесть?
— Что вы имеете в виду?
— Его собственность. Капиталы.
— Понятия не имею.
— Хотя бы ваши предположения, миссис Скотт, пусть в самых общих чертах. Вы, надеюсь, знали, что он человек весьма состоятельный?
— Разумеется.
— Но насколько именно, не подозревали?
— Нет.
— Известно ли вам, что ваш тесть оставил семьсот пятьдесят тысяч, которые должны быть поделены поровну между его сыновьями? Я не говорю о его фирме и прочих помещениях капитала. Об этом вы знали?
— Нет, я не… — Кристина вдруг осеклась. — На что вы намекаете, детектив Карелла?
— Намекаю? Я просто констатирую факт существования наследства. По-вашему, из этого что-то следует?
— Нет.
— Вы уверены?
— Черт побери, конечно, кое-что из этого следует. Скажем, кто-то мог умышленно… Вы ведь это имели в виду?
— Выводы делаете вы, миссис Скотт, не я.
— Идите к черту, мистер Карелла, — сказала Кристина Скотт.
Карелла неопределенно хмыкнул.
— Но вы совсем забыли об одной маленькой детали, — продолжала миссис Скотт.
— О какой же?
— Моего тестя обнаружили мертвым в комнате без окон, а дверь была заперта изнутри. Если так, вы должны согласиться, что ваши предположения…
— Ваши предположения, миссис Скотт.
— …разбиваются о непреложные факты. Или детективы всегда и во всем ищут грязь? Неужели к этому и сводится ваша работа, мистер Карелла, — непременно всех очернить?
— Моя работа — блюсти закон. И расследовать преступления.
— Но преступления не было. И закон никто не нарушал.
— Самоубийство — тоже своего рода преступление. Преступление против общества.
— Значит, вы признаете, что это самоубийство?
— Во всяком случае, что-то очень похожее. Однако мне известно немало случаев, когда самые, казалось бы, стопроцентные самоубийства на поверку оказывались грязными убийствами. Разве вы не хотите, чтобы я во всем как следует разобрался?
— Как вам будет угодно, лишь бы вы не заходили слишком далеко в своих предположениях. Надеюсь, вы хорошо запомнили то, что я вам сказала?
— Что именно?
— То, что его нашли мертвым в комнате без окон и что дверь была заперта изнутри. Не забывайте об этом, мистер Карелла.
— Миссис Скотт, — сказал Карелла, — если б я только мог об этом забыть!
Альф Мисколо лежал у двери мужской уборной.
Несколько мгновений назад пуля угодила ему в спину. Детективы в дежурной комнате словно впали в оцепенение — казалось, что выстрел лишил их способности двигаться и говорить. В комнате пахло порохом. Темный силуэт Вирджинии Додж зловеще проступал сквозь голубоватый дым, облик ее внезапно обрел угрожающие черты. Не успел Коттон Хоуз привстать со стула, как она бросилась к перегородке.